Книга Эффект бабочки  - Мария Акулова

Настя не помнила, чтоб давала Женечке свой номер, но сообщение явно было от него. Ну что ж, так тому и быть. К следующей субботе она выздоровеет. Может, с треском провалит экзамен, зато выздоровеет.

А этот Имагин… Она видела его всего несколько мгновений, но этого вполне хватило, чтоб начать ее раздражать. Тем, что стал косвенной причиной ночного происшествия, тем, что хотел уволить, тем, что теперь 'взял под контроль'. Иначе зачем интересовался у Пирожка расписанием?

Насте не нравился этот человек. Пусть незнакомый, неизвестный, но она заочно решила зачислить его если не во враги, то в люди, которых стоит опасаться и избегать.

'Ок' – отправив ответ, Настя отложила телефон, направляясь на кухню. Мама была тут же, колдовала над ужином, который Андрюша с радостью слопает, не дав остыть, а Настя лишь поковыряет, не в силах проглотить и чайной ложки. Не потому, что невкусно, а потому, что не лезет. Ни конспекты, ни еда, ничего не лезет.

Забившись в угол кухонного диванчика, Настя подтянула ноги, укладывая подбородок на коленки. Глянув на часы, девушка отмерила пятнадцать минут, которые можно потратить на передышку перед очередным забегом глазами по печатному тексту, а потом перевела взгляд на маму, наблюдая за ее шебаршением.

Наталья заметила пристальное внимание, обернулась, даря дочке мимолетную улыбку, а потом опять занялась нарезкой.

– Звонил друг Вовы, если помнишь, дядя Миша, сказал, что услышал о моем сокращении, а ему в магазин нужен бухгалтер, так что если я хочу…

– А ты хочешь? – новость – удивительная, чудесная, прекрасная! Вот только в голосе мамы Настя не слышала того энтузиазма, который должен был бы появиться в связи с новой работой.

– Хочу, но… – женщина отложила нож, обернулась, печально глядя на дочку. – Вряд ли ему нужен бухгалтер. Они с женой отлично как-то справлялись все эти годы с бухгалтерией самостоятельно, просто… Он же обещал тогда твоему папе, что не оставит нас в беде, вот теперь и отдувается за слова.

– И ты откажешься? – Настя сделала большой глоток заваренного уже чая, пытаясь скрыть волнение. Если мама получит сейчас работу, то она сама сможет с удовольствием распрощаться с Баттерфляем. Сможет прямо сейчас написать Женечке еще одно сообщение, мол, прости-прощай, Имагину – приветы. Сможет перестать подозревать в каждой встречной улыбке – насмешку над ней, перевернет страницу, тут же позабыв о последнем месяце.

– Уже отказалась.

– Мамочка… – Настя опустила лоб на колени, практически простонав обращение.

– Пойми, Настюша, они не должны взваливать на себя наши проблемы. Мои. Я сама все решу. Завтра иду на очередное собеседование. На этот раз мне наверняка повезет. Там и условия хорошие, зарплата достойная.

Настя не знала, что ответить. Конечно, взваливать свои проблемы на посторонних нельзя, но… Пусть мама ее не просила, но как-то так получилось, что она взвалила эти проблемы на себя. Взвалила таким образом, что признаться в нем родительнице не могла, но и альтернативами жизнь не баловала.

– Понимаю, просто…

– И я хотела поговорить о тех деньгах, что ты дала мне…

В очередной раз тяжело вздохнув, Настя подняла взгляд на мать.

– Ты где-то танцуешь?

Девушка кивнула.

– Не у Пети.

Мотнула головой.

– Вы тоже выступаете на корпоративах?

Неопределенное круговое движение, чтоб не соврать, но и правду не сказать.

– Тебя не обижают?

Быстрые и уверенные движения головой справа налево, чтоб даже подозрения не могло закрасться, что это не так.

– Тебе нравится?

Ну вот, а теперь придется либо молчаливо врать, либо изворачиваться, либо говорить правду без подробностей. Последнее – лучший вариант.

– Меня устраивает оплата, немного напрягает график и контингент, но, в конце концов, папа ведь как-то в ресторанах пел. А в девяностые люди там сидели разные.

– Пел, – Наталья кивнула, в глазах женщины проскользнула грусть. Привычная реакция на воспоминание о Владимире Веселове, муже и отце, которому не повезло дожить до этого дня.

Он был певцом. Не просто певцом, а эстрадным вокалистом, дипломированным, самым настоящим, с абсолютным слухом и красивым баритоном. Ему пророчили большое будущее. Однокурсницы вздыхали, глядя в эти бездонные черные глаза, однокурсники завидовали, подразнивая 'манекенщиком'. А Володе было наплевать. Он искренне верил в это свое большое будущее, стремился к нему. Правда потом встретил Наталью, студентку экономического факультета, влюбился, и планы на большое будущее как-то ушли на второй план, уступив место мыслям о завоевании красавицы. Красавицу он все же завоевал, взял в жены, и уже через девять месяцев нянчился с маленькой Аськой.

Где-то в это же время пришла мысль о том, что неплохо бы вернуться к планам на блеск будущего. Но никто ведь не ждал, когда он наиграется в семью, все предложения годичной давности давно утратили актуальность, а пусть и подающий надежды, но ветреный голосистый парень оказался никому не нужным.

Разозлившись на такой поворот событий, Володя решил, что пение – не для него, на зло кондуктору отправился работать на завод. Настя росла, денег чертовски не хватало, Наташа порывалась тоже пойти на работу, но Веселов отмахивался, раз за разом повторяя, что дома она нужнее, а с деньгами он разберется. Разобрался как мог – попросился петь в одном из местных ресторанов. Об этом ли он мечтал в юности, выслушивая хвалебные оды преподавателей и студентов? Нет. Претило ли это его гордости? Нет – когда твой ребенок хочет есть, тебе уже как-то не до гордости.

Настя помнила, как несколько раз они с мамой приходили вечером в ресторан, в котором работал Владимир, слушали папу, хлопали, уминая вкуснющие пирожные. Это было чуть ли не лучшее воспоминание ее детства, но только теперь, став на десять лет старше, Настя выудила из памяти безразличные лица 'благодарных' слушателей, звучно ржущих наперебой с папиным пением, братков, вкладывающих во время рукопожатия в ладонь отца купюры, делая заказ на десятый по кругу 'Централ'. Лучшее воспоминание для ребенка было печальными буднями взрослого, мечта которого разбилась о быт и необходимость выживать.

Владимир Веселов никогда не унывал, не жаловался – фамилия обязывала. Работал, пел, даже из своей ресторанной карьеры пытаясь извлечь удовольствие, а по выходным у них дома собиралась компания друзей, вот тогда Володя и отводил душу. Мужчина брал в руки гитару, сначала дразнил всех переборами, на которые в грудной клетке Настюши что-то отзывалось довольным урчанием, потом хитро улыбался, отбрасывал с лица волосы, начиная сеанс гипноза своим голосом. Иногда к предложенным отцом песням присоединялись, раскладывая их на два, три голоса, но чаще предпочитали слушать. А Настя же всегда слушала и смотрела на своего бога, забывая закрыть рот. Он был идеальным. Красивым, сильным, смелым, добытчиком, самым умным. Это он отвел ее на первый урок в балетный класс. Он дома смотрел на ее потуги скрутить шене, предварительно растащив всю мебель по углам, чтоб маленькая не поранилась. Он гордился ею, приходя на открытые уроки. Он верил, что у дочки все будет не так, как у него. Видел Настю звездой балета, мечтал о том, как будет сидеть в партере, наблюдая за бенефисом собственного ребенка, и он добился бы своего. Непременно, обязательно. Если бы прожил больше, обязательно добился бы.